Она снова осталась одна, обзывая себя последними словами за то, что не поставила наглеца на место за его дерзость. Ей уже приходилось встречать высокомерных и самовлюбленных мужчин, но этот был хуже их всех, вместе взятых!
— Я определенно не отпущу вас сегодня, а утром мы проведем повторное обследование, — ответил врач на ее вопрос о том, сколько ей еще находиться в больнице. — У вас огромный синяк на голове, милая, и вы были в неважном состоянии, когда поступили к нам. Как я понял, вы в наших местах в отпуске? — Она молча кивнула. — А где вы остановились? — мягко спросил врач.
О Боже, еще один!.. Энн набрала в легкие побольше воздуху и сказала правду:
— В общем, пока нигде.
— Понятно. — Врач казался лет на тридцать старше Ника Хартли, однако и на его лице читалось то же неодобрение, которое Энн уже видела утром. — Полагаете, это было мудрым решением? Как я понимаю, машины у вас тоже нет?
— Н-нет, — тихо подтвердила Энн.
— И медсестра еще сказала мне, что вы совсем недавно перенесли пневмонию. Надеюсь, это все, что с вами приключилось? — В тоне врача звучало уже открытое осуждение.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — быстро произнесла Энн, покрываясь краской стыда под взглядом мудрых глаз пожилого человека.
— Думаю, понимаете. — Голос его был мягким, но в нем ощущался скрытый напор, свидетельствовавший о том, что обладатель его был намерен докопаться до правды. — Само по себе сотрясение мозга не было очень серьезным, но то, как среагировал ваш организм, заставляет предполагать, что у вас крайнее истощение физических сил и нервной системы. Какие-нибудь срывы в последнее время, а? — В вопросе врача звучала такая уверенность, что Энн была ошеломлена.
— Нет… да… Не совсем так, — сказала она, тяжело вздохнув. — Да, я болела воспалением легких, это было осложнение после гриппа, а потом вдобавок ко всему получила плохие новости. — Энн помолчала. — Я еще не восстановила силы, и иногда мне трудно совладать с приступами слабости и дурноты, но чтобы срывы… Нет, такого не было!
— Понятно. — Все время, пока девушка говорила, врач не отрывал от нее взгляда. — Ну, тогда отпуск — это и впрямь то, что доктор прописал. — Он улыбнулся. — Но ваш отпуск начнется только завтра, да и то, если вы будете в состоянии встать.
— Да, вы правы. — Сил спорить не было. Единственно, чего сейчас хотелось, — так это вытянуться на кровати, накрыться с головой одеялом и уснуть.
Однако стоило врачу затворить за собой дверь, как Энн обнаружила, что не может заснуть. События последних дней настолько захватили ее, что отключиться хотя бы на время девушка при всем желании не могла. Она невидящим взором уставилась в окно на верхушки деревьев и безоблачное июньское небо. А в голове продолжали тяжело ворочаться гнетущие мысли.
Энн закрыла глаза и подтянула колени к подбородку, обхватив их руками. Почему все несчастья обязательно должны приключиться именно с ней? Своей вины за случившееся Энн не чувствовала, однако именно она ощущала себя потерянной, одинокой, брошенной! Ей исполнился двадцать один год — пора бы уже набраться ума-разума, но даже сейчас она мысленно разговаривала не с Энн Милтон, какой знала себя всю жизнь, а с какой-то незнакомкой. И никому, никому до нее не было дела…
— Боже правый, помоги же мне. — Это были слова молитвы, которую она шептала про себя почти ежедневно на протяжении последних месяцев, как будто вверяя свою судьбу кому-то более сильному и мудрому. — Я всегда знала, что нелюбима, что меня нельзя полюбить, — с мрачной решимостью сказала себе Энн, вновь открыв глаза и уставившись в потолок.
Ее родители не часто демонстрировали на людях свои чувства даже по отношению друг к другу, но у них находилась хоть капля внимания к ее брату и сестре, чего нельзя было сказать в отношении Энн. Когда она была моложе, то пыталась время от времени как-то расположить к себе отца и мать, пока не поняла всю тщетность своих порывов.
Временами Энн задавалась вопросом: может быть, причина их неприязни лежит в ее внешней непривлекательности? По сравнению с высокими, загорелыми, кареглазыми братом и сестрой худенькая и какая-то неземная в своей воздушности Энн ощущала себя чужой в семье, убогим кукушонком, подброшенным в гнездо прекрасных птиц.
Почему они не рассказали мне все еще тогда, в детстве? — в сотый раз мучила себя вопросом Энн, вспоминая с ужасающей ясностью роковой вечер четыре месяца тому назад, когда жизнь ее разом перевернулась…
Энн работала как вол, исполняя обязанности секретарши у одного большого начальника и одновременно посещая вечерние курсы: получить аттестат, открывавший дверь к заветной карьере, было мечтой девушки. Но радость от того, что она училась только на «отлично», была внезапно смазана жесточайшим гриппом, который привел к осложнениям и на три недели уложил Энн в больницу с диагнозом «пневмония и плеврит».
Если бы не ее друзья и коллеги по работе, Энн провалялась бы на больничной койке совершенно одинокая… Родные ни разу не навестили ее.
В первый же вечер после возвращения из больницы пропасть между Энн и матерью начала стремительно расширяться. И горькие последствия не заставили себя ждать.
— Прекрати называть меня мамочкой! — Перед глазами Энн внезапно возникло искаженное от злости лицо матери и сжатые в кулачки руки. — В твоих худосочных венах нет ни капли моей крови, слышишь! И ты еще имеешь наглость осуждать меня за то, что я не ухаживала за тобой последние три недели?! А чего ради я должна была это делать? Чего ради?!