Выбор в любви - Страница 18

В этом Энн была уверена. И эта мысль не принесла ей никакого удовлетворения…

5

Ее раздумья прервал собачий хор, и, подняв голову, Энн увидела в начале аллеи, ведущей к дому Ника, его хозяина в окружении восторженно лающей своры. Девушка смешалась и неловко помахала рукой, не зная, как поступить. Прошел миг, показавшийся ей вечностью, прежде чем загорелый гигант сухо кивнул, ожидая, пока Энн подойдет ближе.

— Привет. — Ее голос был еле слышен. — Я… я не опоздала? — тревожно спросила она, внезапно сообразив, что покидала дом в такой панике, что умудрилась забыть на туалетном столике свои часы.

— Опоздали, Энн… На полтора часа.

— О, простите! Вы поужинали? Могу я… — Энн осеклась на полуслове. Снова этот детский лепет! Да, она опоздала, ну и что с того? В конце концов, Ник достаточно взрослый, чтобы приготовить себе ужин. — Так вы поели? — переспросила она.

— Нет. — Ник смотрел на нее немигающим взглядом.

— Я только переоденусь и приготовлю ужин.

— К черту ужин!

Да, сомнений нет: он очень рассержен.

— Послушайте, я просто не могла…

— Почему вы не взяли с собой собак — хотя бы пару, пусть даже одну-единственную? Что это — проявление недовольства после допущенной в отношении вас оплошности или обыкновенная глупость?

— Что? — И тут она вспомнила, что он сказал ей утром, и в глазах Энн засветилось чувство вины.

— Вы все забыли, не так ли! — Это было утверждение, а не вопрос. — Отправились гулять на весь день, не сообщив ни одной живой душе, куда именно. Никто вас не видел, а вы еще и опаздываете на полтора часа! Ведь вы могли упасть, снова поранить голову, на вас могли напасть — да все что угодно! — и никто не смог бы помочь вам… — Его голос наливался гневом, на скулах заходили желваки. — Вы что, газет не читаете? Или рассчитываете на покровительство свыше, о котором никто из нас не слыхивал?

— Не понимаю причин вашего сарказма. — В душе Энн росло странное ощущение: боль постепенно завязывала ее нутро в крепкий мучительный узел. Он волновался за нее, спрашивал местных жителей… Осознание этого наполняло сердце Энн давно забытой радостью и одновременно пугало. Она не могла этого перенести и ответила неожиданно резко: — Я не обязана отчитываться ни перед вами, ни перед кем-либо еще!

— А я не желаю дважды выслушивать пламенные речи в защиту собственного достоинства, — парировал Ник. — По крайней мере, когда мы оба знаем, что я прав. Если решите побродить по окрестностям, отправляйтесь, куда хотите, — это ваше право. Но возьмите с собой собак, ладно?

— Нет, не ладно. — Энн сама не понимала, отчего с такой яростью восставала против его разумных доводов. — Совсем не ладно.

— Энн! — Ник всего лишь назвал ее по имени, но оно прозвучало, как удар хлыста. Дело было даже не в том, что он повысил голос. Что-то глубоко затаенное, невысказанное прозвучало в его оклике, куда более сильное, чем гнев. — Прекратите, — добавил он мягче. — Вы сами можете не заботиться о своей безопасности, но беспокоятся другие. Поймите хотя бы это.

И тут с Энн случилось то, что невозможно было предугадать. Еще мгновение тому назад она с яростью сверлила его взглядом, гордо расправив плечи и приготовившись к бою, а уже в следующий миг слезы брызнули из ее глаз. И не девичьи робкие слезки, а целые потоки, сопровождаемые рыданиями, от которых вмиг онемели даже псы.

Ник замер как вкопанный, но в следующую секунду стремительно обнял ее за плечи. Зарывшись лицом в шелк ее волос, он шептал Энн на ухо какие-то ободряющие слова.

Она не могла разобрать, какие именно, — собственные всхлипы заглушали все. Но ласковый шепот над ухом и тепло его рук несли желанный покой. Несмотря на ужасные мысли о том, что она ведет себя как последняя дура, Энн чувствовала, что внутри нее разливается радость, особенно неожиданная, учитывая ее состояние.

— П-простите меня. — Бросив быстрый взгляд на держащего ее в объятиях мужчину, Энн попыталась высвободиться, однако руки его еще крепче сжали хрупкое тело.

— За что? За то, что вы потеряли самоконтроль и выказали слабость? Дали настоящей Энн вырваться из оков, в которых ее содержали? — мягко спросил он. — Разве это ужасно?

Ужасно, и еще как! За всю свою жизнь она так и не смогла понять то, о чем читала или слышала от подруг: как женщина может быть буквально сметена своими же собственными эмоциями! И как молоденькая девушка — а то и вполне взрослая, умудренная опытом женщина — может настолько привязаться к объекту своего влечения, что готова отдать ему всю себя без остатка… Но теперь она их понимала. А ведь Ник ее даже не поцеловал по-настоящему? Интересно, что бы он сказал, если бы знал, что творится в ее голове?

Эта мысль заставила Энн предпринять новую попытку высвободиться, однако Ник не собирался отпускать ее.

— Ну, так что ж ужасного произошло? — переспросил он, и глаза его превратились в две узкие щелочки.

— Ужаснее некуда. Я безо всякой причины залила вас слезами с ног до головы, — попыталась отшутиться она.

— Энн, Энн… — Ник произносил ее имя, как будто ласкал, и она задрожала. — Вам даже не стоило пытаться врать — с таким-то лицом.

— А что с моим лицом? — Она изо всех сил старалась говорить спокойно, но это было так трудно.

— Дайте посмотреть. — Он был уверен в своем праве продолжать или заканчивать беседу. И прекрасно знал, что ей хорошо в его объятиях, а потому мог спокойно наслаждаться каждым изгибом ее прекрасно сложенного тела, мягкой округлостью грудей и матовой белизной кожи. — Желаете полный отчет о нанесенном ущербе или мне ограничиться кратким перечнем?